ОПЕРАЦИЯ «БЕРЛИН»

Советские бомбардировки Берлина в августе-сентябре 1941 г.

После захвата Белоруссии германскими войсками в июле 1941 г. Москва стала одной из главных целей для соединений люфтваффе. В ночь на 22 июля 1941 г. был совершен первый массированный налет вражеской авиации на Москву. Около двухсот самолетов заходили на город четырьмя волнами. Этот первый налет продолжался пять часов. 22 бомбардировщика было сбито зенитным огнем и ночными истребителями. Примерно половине вражеских машин удалось прорваться к столице и сбросить 104 тонны фугасных и более 46 тыс. зажигательных бомб (в официальных сообщениях речь идет лишь об отдельных прорвавшихся самолетах, что явно не вяжется с количеством сброшенных на Москву бомб). В результате 130 чел. было убито, 662 чел. ранено. В городе возникло 1166 очагов пожаров, было разрушено 37 зданий. В две последующие ночи также произошли налеты, в каждом из которых участвовало от 100 до 125 вражеских самолетов.

Германские бомбардировщики совершали налеты, взлетая со своих передовых баз в районе Минска, Орши, Витебска и Смоленска. При этом обстановка, сложившаяся на фронте, не позволяла советской дальнебомбардировочной авиации наносить ответные удары по столице рейха с аэродромов Западного и Северо-Западного фронтов. Расстояние от линии фронта до Берлина составляло более тысячи километров, что превышало радиус действия советских бомбардировщиков. Однако такая возможность имелась у морской авиации, которой командовал генерал-лейтенант С. Ф. Жаворонков. На сегодняшний день именно он считается автором идеи совершать систематические налеты на Берлин силами минно-торпедной авиации Черноморского и Балтийского флотов с аэродромов Краснознаменного Балтийского флота, расположенных на островах Моонзундского архипелага. Отсюда до Берлина расстояние составляло по прямой всего 900 км, что позволяло, хотя и на пределе возможностей, использовать дальние бомбардировщики ДБ-3. Расчеты показывали, что запаса горючего должно хватить, но при условии, что бомбовая нагрузка самолета не превысит 750 кг. Продолжительность полета в оба конца при этом составит около семи часов. В двадцатых числах июля 1941 г. генерал-лейтенант авиации С. Ф. Жаворонков доложил свои соображения Народному комиссару Военно-Морского Флота адмиралу Н. Г. Кузнецову.

     

26 июля 1941 г. Н. Г. Кузнецов обратился к И. В. Сталину с предложением в качестве ответной меры вражеским налетам на Москву осуществить удар по Берлину. На следующий день Ставка дала добро на нанесение удара по Берлину силами двух эскадрилий Балтийского флота. Авиацию Черноморского флота решено было не задействовать ввиду сложной обстановки на юге. Первоначально ставилась задача на один удар, поскольку в условиях непрерывно ухудшающейся общей обстановки спрогнозировать возможность последующих налетов на Берлин было чрезвычайно трудно.

Операция «Берлин», к проведению которой решено было привлечь 1-й минно-торпедный авиационный полк 8-й бомбардировочной авиационной бригады ВВС КБФ, готовилась в обстановке строгой секретности. 27 июля 1941 г. полк получил приказ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина произвести в ответ на начавшиеся с 22 июля бомбардировки Москвы бомбовый удар по Берлину и его военно-промышленным объектам.

28 июля командующий авиацией ВМФ генерал-лейтенант С. Ф. Жаворонков, на которого было возложено общее руководство операцией, прилетел в пос. Беззаботное под Ленинградом, где базировался 1-й минно-торпедный авиаполк. Для непосредственного выполнения задания были отобраны двадцать лучших экипажей полка, налетавших 1500-3000 часов, имевших опыт боевых действий в Зимней войне и совершивших не менее 15 боевых вылетов в войне нынешней. Все экипажи имели опыт высотных и ночных полетов. Возглавили Особую ударную группу в составе четырех звеньев бомбардировщиков и звена управления командир 1-го мтап полковник Е. Н. Преображенский, военком полка батальонный комиссар Г. З. Оганезов и флагманский штурман капитан П. И. Хохлов. Из некоторых источников следует, что комиссаром Особой авиагруппы был назначен старший политрук Н. Ф. Поляков, однако его назначение произошло лишь в конце августа, когда Оганезов отбыл с острова на материк.

        

Кроме них в состав группы вошли все командиры и штурманы эскадрилий и звеньев полка. Командирами звеньев группы стали командир 1-й авиаэскадрильи (АЭ) полка капитан А. Я. Ефремов, командир 2-й АЭ капитан В. А. Гречишников, командир 4-й АЭ капитан Г. К. Беляев и помощник командира 4-й АЭ старший лейтенант А. И. Фокин; звено управления возглавил командир 3-й Краснознаменной авиаэскадрильи капитан М. Н. Плоткин.

        

В лесу в трех километрах от аэродрома Беззаботное были разбиты палатки, где разместилась группа. Здесь же была устроена отдельная столовая с буфетом и классы для проработки заданий. Все это диктовалось требованиями соблюдения строжайшей секретности.

С 28 июля по 1 августа полковник Е. Н. Преображенский проводил с экипажами занятия на тему «Как вести себя в полете на больших высотах и в самых сложных метеоусловиях», поскольку во избежание потерь от аэростатов и зенитного огня летчикам предстояло совершить длительный полет над Германией почти на максимальной высоте. При этом необходимо было учесть целый ряд неожиданностей, которые могли возникнуть в полете. Например, отсутствие герметизации кабины требовало в условиях жаркого лета достичь хотя бы частичной адаптации людей к зимнему обмундированию, ведь во время полета температура за бортом могла понижаться до минус 45 градусов. Работать на высоте пять-семь тысяч метров можно было только в кислородных масках. Поскольку капилляры могли не выдержать перепадов давления, нужно было морально подготовить экипажи к появлению сочащейся крови из-под ногтей, из ушей, носа. Эти и другие проблемы требовали решения. Серьезные психологические трудности создавал сам факт необходимости многочасового беспосадочного полета над контролируемой немцами Балтикой и территорией Германии. Почти весь полет должен проходить в условиях полного радиомолчания — сигналы командиру разрешалось подавать только аэронавигационными огнями. К тому же лететь предстояло без воздушного прикрытия (вследствие малого радиуса действия истребители могли обеспечить сопровождение лишь в начале пути). Единственной защитой бомбардировщиков от вражеской ПВО была только высота и скрытность полета.

Флаг-штурман Особой группы П. И. Хохлов (при участии главного штурмана ВВС ВМФ полковника М. Н. Маросанова) занимался навигационной подготовкой со штурманами группы. Особенно тщательно прорабатывался маршрут полета. Каждый летчик-штурман должен был в любое время полета на память знать, на траверзе какого характерного ориентира центральной или южной части Балтийского моря он находится. Важную роль в ориентировании играли морские светомаяки на восточном побережье Швеции, экипажи должны были безошибочно знать характер и время работы каждого. Большое значение придавалось точности инструментальной прокладки пути и изучению района Берлина. От экипажей требовалось хорошо ориентироваться в расположении определенных для них объектов бомбардировки в городе. Кроме Берлина изучались запасные цели: Штеттин, Кенигсберг, Данциг.

Исходный пункт полета — о. Эзель (Сааремаа), самый крупный из островов Моонзундского архипелага на Балтике. Общая протяженность маршрута — 1720-1760 км (готовилось три варианта). Весь полет до Штеттина и обратно пролегал над морем, суммарно равняясь 1200-1400 км (в зависимости от варианта маршрута). Очень тщательно изучался район нахождения своего аэродрома (в радиусе 150 км) с таким рассчетом, чтобы при отклонении от него летчик или штурман, не глядя на карту, мог определить свое место, взять курс на аэродром посадки и в уме решить время прибытия. Экипажам следовало твердо помнить, что в случае попадания хотя бы одного осколка зенитного снаряда в любой из бензобаков на обратный путь топлива может не хватить. В таком случае допускалась посадка вдали от населенных пунктов. При этом ставилось жесткое условие: самолет сжечь, а экипажу пробиваться через линию фронта.

1 августа 1941 г. Особая авиационная группа получила распоряжение перебазироваться с аэродрома Беззаботное на аэродром Когула (о. Эзель) для действий по Берлину. Полковник Е. Н. Преображенский отдал приказ, согласно которому 2 августа 1941 г. летно-технический состав Особой группы считался выбывшим к новому месту дислокации. За командира 1-го минно-торпедного авиаполка остался его заместитель капитан К. И. Федоров.

Аэродром Когула на о. Эзель находился в 18 км северо-западнее местечка Куресааре. Он был построен накануне войны для истребителей и представлял собой круг неправильной формы, границы которого почти со всех сторон были покрыты мелким кустарником. Здесь базировалась 12-я отдельная Краснознаменная истребительная авиационная эскадрилья майора Кудрявцева, которая обеспечивала воздушное прикрытие аэродрома. Грунтовая взлетно-посадочная полоса имела длину всего 1300 метров, что было неприемлемо для бомбардировщиков. С запада и северо-запада на расстояние 600-1000 м к аэродрому подступал небольшой лес. С юга и севера к границам взлетной полосы примыкали хутора. Все это делало аэродром Когула была чрезвычайно сложным для взлета и посадки.

Для определения погоды по маршруту в помощь Особой авиагруппе были выделены две летающие лодки МДР-6 (Че-2) под командованием капитана Ф. А. Усачева. Их разместили на морском аэродроме Кихельконна. Экипажам лодок помимо прочего вменялось в обязанность оказание помощи экипажам самолетов, совершившим вынужденную посадку на воду. В юго-западной части у края летного поля располагался подземный командный пункт истребительной авиации. Теперь здесь разместился также штаб оперативной группы во главе с С. Ф. Жаворонковым.

Первым прилетел на остров Эзель сам Е. Н. Преображенский, к вечеру 2 августа прибыли еще девять экипажей, на следующий день — остальные десять. Двое суток понадобилось на размещение и маскировку самолетов. Самолеты ставили вплотную к хозяйственным постройкам хуторов по одному или по два (в зависимости от количества построек и густоты окружающей растительности) и укрывали маскировочными сетями. Машины находились на расстоянии 300-600 м друг от друга. Для отдельных бомбардировщиков были сделаны земляные укрытия. Вокруг аэродрома усилиями личного состава были проделаны рулежные дорожки для рассредоточения самолетов. Для охраны самолетов на стоянках в хозяйственных постройках разместили механиков и техников, вооруженных винтовками и гранатами. Принятые меры маскировки позволили Особой группе избежать потерь от налетов вражеской авиации фактически на протяжении всего времени пребывания на Эзеле (за исключением 6 сентября).

Серьезные опасения вызывала близость вражеских аэродромов, поскольку противовоздушная оборона аэродрома Когула была откровенно слабой: две 76 мм зенитные батареи и 14 истребителей И-153 «Чайка». К тому же посты ВНОС находились на морском побережье слишком близко от аэродрома и не могли своевременно оповестить о приближении самолетов противника. Отсутствовали наземные средства радионавигации: не было ни радиостанции, ни радиомаяка.

На рассвете 3 августа вышедшие накануне из Кронштадта и двух еще не занятых немцами эстонских портов тральщики и самоходные баржи доставили на о. Эзель запас бомб и авиационного топлива, а также стальные пластины для удлинения взлетно-посадочной полосы, два трактора, бульдозер, трамбовочный асфальтовый каток, камбузное хозяйство и койки для летного и технического состава Особой ударной группы. На протяжении всего периода ощущался недостаток горючего и авиабомб вследствие сложности их доставки. Морские караваны, доставлявшие грузы на Эзель, несли потери от минных полей и атак вражеской авиации. Этим объясняется невозможность проведения ежедневных рейдов на Берлин.

С погодой тоже не заладилось. Дату первого вылета на Берлин пришлось переносить несколько раз по причине неблагоприятных метеоусловий в период 3-6 августа, когда стояла низкая облачность и темные безлунные ночи. В эти дни самолеты группы вылетали на выполнение других боевых задач. Был, к примеру, нанесен удар по Свинемюнде. Данный полет имел прежде всего разведывательный характер.

    

В ночь на 5 августа тройка бомбардировщиков (капитаны М. Н. Плоткин, В. А. Гречишников, лейтенант Н. М. Леонов) совершила пробный разведывательный полет в направлении Берлина. Самолеты Плоткина и Гречишникова дошли до Данцига и сбросили на город по шесть ФАБ-100, после чего легли на обратный курс. Экипаж лейтенанта Леонова дошел только до Виндавы, при возвращении потерял ориентировку и решил садиться на хорошо знакомый аэродром Котлы под Ленинградом. Но летчиков там не ждали, аэродром не был освещен. При заходе на посадку самолет врезался в землю. Лейтенант Н. М Леонов и штурман майор М. И. Котельников (начальник штаба 1-го мтап) погибли сразу, стрелок-радист сержант П. И. Рыбалко умер через три дня. Это была первая, но далеко не последняя потеря Особой авиагруппы.

Днем 5 августа едва не случилась еще одна трагедия. Был получен приказ командующего КБФ нанести бомбовый удар по наблюдательному пункту противника в районе Пярну. Полковник Е. Н. Преображенский решил лично вести на задание тройку бомбардировщиков. Под фюзеляжем каждый самолет нес три авиабомбы ФАБ-500. Вылет был назначен на 13.00. Пока ожидали и выруливали на старт, из-за жаркой погоды перегрелись моторы. Едва самолет оторвался от земли, резко упала тяга правого двигателя. Е. Е. Преображенскому ничего не оставалось, как сажать машину «перед собой» на каменистую поверхность. Самолет снес забор и, задев крылом домик лесника, развернулся на 180 градусов. Каким-то чудом бомбы на наружной подвеске не сдетонировали.

Из-за плохого прогноза в ночь на 6 августа бомбардировщики Особой группы бомбили не Берлин, а Виндаву. По причине плохих метеоусловий в ночь на 7 августа вылет вообще не состоялся. Однако к вечеру 7 августа погода улучшилась. Летавший на МДР-6 на разведку капитан Ф. А. Усачев доложил: облачность шесть баллов с нижней кромкой 1300 метров. Видимость хорошая. Южнее этой параллели облачность становится плотнее, доходит до девяти баллов. Видимость пять километров. За пятьдесят километров до южной береговой черты моря начинается сплошная облачность, местами мелкий дождь. В общем, погода сложная, но лететь можно. Получив эту информацию, генерал С. Ф. Жаворонков назначил время вылета на Берлин на 21.00. К предстоящему полету были готовы двенадцать экипажей.

Сначала взлетела первая четверка, которую возглавлял полковник Е. Н. Преображенский (он же ведущий группы). Вместе с ним в воздух поднялись машины капитана М. Н. Плоткина, старшего лейтенанта П. Н. Трычкова и лейтенанта Н. Ф. Дашковского. Самолеты выстроились ромбом и легли на курс. Через пятнадцать минут стартовала четверка капитана В. А. Гречишникова, еще через пятнадцать — старшего лейтенанта А. Я. Ефремова. Вместе с ними на выполнение задания отправились экипажи капитанов Е. Е. Есина и Г. К. Беляева, старших лейтенантов А. И. Фокина и И. П. Финягина, лейтенантов К. А. Мильгунова, и А. Ф. Кравченко. Через два с половиной часа полета флагман с моря точно вывел группу на контрольный ориентир, после чего бомардировщики пересекли береговую черту и взяли курс на Штеттин, от которого рукой подать до Берлина. Аэродром Штеттин мигал огнями. Видимо, приближающиеся советские бомбардировщики немцы посчитали своими. На летном поле лучи прожекторов освещали длинную посадочную полосу, приглашая к посадке. В лунном свете хорошо была видна автострада Штеттин – Берлин.

Германская столица от воздушных атак была прикрыта довольно неплохо. В радиусе 100 км вокруг города располагались зенитные батареи. Зона действия зенитной артиллерии простиралась на 160 км от Берлина, вокруг которого было создано три кольца обороны: первое – радиусом 20-30 км, второе – радиусом 10-15 км и третье – непосредственно над городом. Прожекторные батареи обслуживали все зоны Берлина. Их количество возрастало по мере приближения к городу. Широко применялись аэростаты заграждения, заставлявшие бомбардировщики производить бомбометание с высоты не ниже 4000 метров. Однако Берлин, как и Штеттин, совершенно не ожидал налета.

Вскоре впереди по курсу показались пятна света. Берлин был, как на ладони. Окна домов не светились, но улицы и площади были освещены. Четко выделялись квадраты кварталов и линии электрических фонарей. Навигационными огнями Преображенский подал команду рассредоточиться и выходить на цели самостоятельно. Флагманский самолет устремился к Штеттинскому железнодорожному вокзалу. Всего добраться до Берлина сумели пять экипажей, сбросившие 30 бомб. Удары были нанесены по военным объектам на берегу озера Тегелер, правительственным учреждениям на окраине Тиргартена, складам, заводам и нефтехранилищам на окраине города. Остальные самолеты группы отбомбились по запасным целям. Лишь после того, как на столицу рейха упали первые бомбы и внизу запылали пожары, была объявлена воздушная тревога. Город погрузился во тьму, открыла огонь зенитная артиллерия, в небе появились ночные истребители. Но дело было сделано. Советские самолеты, освободившись от бомб, уходили на север, к морю.

8 августа 1941 г. в 8.50 командующий Краснознаменным Балтийским Флотом (КБФ) адмирал В. Ф. Трибуц отправил Главнокомандующему Северо-Западным направлением Маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову следующую радиограмму: «В ночь с 7 на 8 августа спецгруппа 1-го авиационного полка выполнила задание. Возвратились все». Спустя два с половиной часа коменданту Береговой обороны Балтийского района (БОБР) полковнику Е. Н. Преображенскому также была отправлена радиограмма: «Военный совет КБФ поздравляет личный состав первого авиационного полка с успешным выполнением особого боевого задания. Уверены, что летчики-балтийцы выполнят любую задачу, поставленную партией и правительством».

В целом первый налет на Берлин прошел успешно. Все экипажи вернулись на аэродром Когула без потерь. С этого момента авиаудары по Берлину советские летчики стали наносить регулярно. Всего в течение августа-сентября 1941 г. столица Германии подверглась десяти налетам, выполненным флотской минно-торпедной и армейской дальнебомбардировочной авиацией (ДБА). При этом организация каждого налета выглядела так. Генерал-лейтенант авиации С. Ф. Жаворонков, осуществлявший общее руководство операцией, лично ставил задачу, инструктировал и давал разрешение на вылет каждому командиру экипажа. Непосредственной же повседневной подготовкой и организацией вылетов руководил полковник Е. Н. Преображенский со своим штабом. По каждой бомбардировке он принимал предварительное решение (как правило утром), которое определяло количество самолетов и бомбовую загрузку в зависимости от состояния аэродрома и степени готовности экипажей, после чего начиналась подготовка к выполнению боевого задания. После изучения последних данных о погоде за час-полтора до вылета в предварительное решение вносились необходимые коррективы, и Е. Н. Преображенский принимал окончательное решение на полет. Прежде всего, назначалось время вылета первого звена и устанавливался временной интервал, с которым вслед за первым взлетали остальные звенья. Чтобы минимизировать риск при взлете, звенья стартовали засветло. Последний самолет группы поднимался в воздух уже в сумерках не позднее 22.30.

Для полета выбирался кратчайший маршрут, сводящий к минимуму возможность потери ориентировки (у большинства самолетов отсутствовали радиополукомпасы) и обеспечивающий надежный выход на цель, а также скрытность от вражеских постов ВНОС. Маршрут прокладывался с наименьшим колическвом изломов. Первый час машины летели на высоте 200-500 м, затем поднимались до 4000 м. За 100 км от берега набирали высоту до 5000 м. Над территорией Германии (от Свинемюнде до Берлина и обратно) полет проходил на максимальной высоте 6000-7000 м, главными ориентирами при этом служили озера. Бортовые огни самолетов были выключены, что чрезвычайно усложняло задачу ведомым экипажам — в темноте удержать место в строю можно было, ориентируясь лишь по слабо заметному (не далее 30 м) пламени выхлопных патрубков. Поэтому нередко удары наносились одиночными самолетами.

На протяжении более половины пути к цели самолеты шли обычно строем звена. Однако с наступлением темноты экипажи уже не могли выдерживать строй и шли к цели самостоятельно. Бомбометание производилось с различных высот. Обычно первое звено наносило удар с высоты 5500 м, высота же сброса бомб для других звеньев увеличивалась, достигая 7000 м. В зоне действия ПВО летчики, активно маневрируя, теряли даже ведущего строя, в результате чего нередко самолетам приходилось возвращаться поодиночке. Уход от цели осуществлялся с небольшим снижением на максимальной скорости. При возвращении летчики старались держаться береговой черты, что практически исключало потерю ориентировки. Обратный полет над морем проходил на высоте 3000-4000 м. Примерно за час до посадки самолеты снижались до 1000-2000 м. На удалении 15 км от аэродрома посадки был размещен зенитный прожектор, вертикальный луч которого, включавшийся на 30 секунд с такими же интервалами, был виден за 30-40 км.

Для затруднения работы германских средств ПВО в каждом полете менялось направление захода на цель. Всего было разработано три варианта маршрута: кратчайший — с расстоянием до цели 840 км, а также с подходом к цели с запада (910 км) и северо-востока (860 км). На практике установленного маршрута придерживались далеко не всегда, главной причиной были, как правило, погодные условия и изношенность моторов. Фактически в каждом полете более половины экипажей нарушали заданный маршрут. Но именно такая тактика предоставления каждому экипажу права принятия самостоятельных решений в районе цели и при возвращении домой позволила свести к минимуму прямые боевые потери летного состава и материальной части в Особой авиагруппе полковника Е. Н. Преображенского. За все время бомбардировок Берлина Особая группа потеряла от средств ПВО противника лишь один экипаж (и тот над целью в условиях плотного зенитного огня).

За осуществление первого налета на Берлин Указом ПВС СССР от 13 августа 1941 г. звание Героя Советского Союза было присвоено полковнику Е. Н. Преображенскому, капитанам В. А. Гречишникову, А. Я. Ефремову, М. Н. Плоткину и П. И. Хохлову. Орденом Ленина было награждено 12 человек, орденом Красного Знамени — 21 человек, орденом Красной Звезды — 20 человек, медалью «За боевые заслуги» — 14 человек.

Второй налет авиации Балтфлота на Берлин состоялся в ночь с 8 на 9 августа силами 12 машин 1-го минно-торпедного авиаполка. Уже над Штеттином появились германские истребители. Тем не менее, большинство экипажей пробились к Берлину. Бомбардировка длилась с 0.55 до 1.25. На столицу рейха помимо 72 бомб (в основном это были зажигательные ЗАБ-100) были сброшены листовки с речью И. В. Сталина от 3 июля 1941 г. На этот раз берлинская ПВО встретила советские бомбардировщики сильным зенитным огнем. Из этого полета не вернулся сбитый над целью экипаж командира звена старшего лейтенанта И. П. Финягина (штурман лейтенант А. Н. Дикий, стрелок-радист (начальник связи эскадрильи) мл. лейтенант В. И. Марокин и воздушный стрелок краснофлотец Н. П. Шуев). Помимо этого при посадке в крайне сложных метеоусловиях несколько самолетов выкатились за пределы аэродрома и повредили шасси, а самолет ст. лейтенанта А. И. Фокина, неудачно севший почти в конце полосы, был разбит. Большинство машин вернулось с многочисленными пробоинами.

Третий налет на Берлин был совершен в ночь на 10 августа. Этот налет выпадает из общего ряда, поскольку был совершен не группой Е. Н. Преображенского, а летчиками армейской ДБА, причем не с о. Эзель, а с аэродрома в Пушкине под Ленинградом. Об этом эпизоде необходимо рассказать более подробно.

Еще в июне 1941 г. в научно-испытательном институте ВВС из добровольцев стали формировать несколько авиационных полков. Два полка истребителей МиГ-3, бомбардировочный полк Пе-2 и полк штурмовиков Ил-2 вскоре улетели на фронт. Помимо этого были сформированы четыре дальнебомбардировочных полка особого назначения, предназначенные для выполнения специальных задач и оснащенные бомбардировщиками ТБ-7 (Пе-8) — 412-й и 413-й полки и Ер-2 — 420-й и 421-й полки. Вскоре они вошли в состав формируемой 81-й авиадивизии Героя Советского Союза комбрига М. В. Водопьянова. Фактически в июле 1941 г. была предпринята попытка создания советской стратегической авиации.

   

С самого момента формирования соединение имело особый статус. Хотя дивизия напрямую подчинялась командующему ВВС П. Ф. Жигареву, первое время задачи ей ставил лично И. В. Сталин. Наиболее боеспособными считались 412-й (позднее 432-й) авиаполк полковника В. И. Лебедева и 420-й авиаполк полковника Н. И. Новодранова, сформированный по штату № 015/131.

        

Хотя авиация Балтфлота осуществила успешный налет на столицу Германии, причиненный врагу ущерб был крайне незначителен. Поэтому Ставка решила нанести по Берлину мощный удар новейшими бомбардировщиками ТБ-7 и Ер-2, способными нести серьезную бомбовую нагрузку. Проведенные расчеты показали, что ТБ-7 с дизелями М-40Ф (именно на эти машины возлагались надежды) способен с бомбовой нагрузкой 4000 кг (из них 2000 кг на внешней подвеске) совершить полет до Берлина и, отбомбившись по цели, благополучно вернуться на базу. Ер-2 в свою очередь мог на дальние расстояния нести бомбовую нагрузку более тонны.

Однако существовала серьезная опасность. Дизели на ТБ-7 работали крайне нестабильно. Особенно часто это проявлялось в полетах на больших высотах — моторы нередко давали сбои и глохли.

Большие нарекания вызывали и серийные Ер-2, прежде всего из-за их высокой пожароопасности вследствие конструктивных ошибок. Другой серьезной неприятностью стали дефекты в системе уборки шасси — произошло несколько аварий по причине складывания опор шасси при пробеге. Практически все машины нуждались в заводской доработке. Однако война не оставляла времени на устранение выявленных дефектов.

В Центральном архиве министерства обороны хранится записка, продиктованная И. В. Сталиным Г. М. Маленкову на заседании ГКО в ночь на 9 августа 1941 г.

Примерно тогда же был подписан приказ о материальном вознаграждении летчиков-балтийцев, совершивших первый налет на Берлин. Обращает на себя внимание содержание последних двух пунктов приказа. Вероятно, И. В. Сталин, возлагая большие надежды на 81-ю авиационную дивизию, но при этом лишив М. В. Водопьянова времени даже на минимальную проработку операциии и подготовку экипажей, таким образом пытался хоть как-то простимулировать летный состав.

10 августа группа М. В. Водопьянова в составе 18 ТБ-7 и 16 Ер-2 перелетела на аэродром подскока Пушкин под Ленинградом. Сюда же прибыл командующий ВВС генерал-лейтенант П. Ф. Жигарев. После приземления уставшим пилотам и штурманам времени для отдыха не предоставили.

Однако завтра утром здесь были далеко не все. В предстоящем налете решено было использовать 12 ТБ-7 и 8 Ер-2. Дальнейшие события развивались стремительно, но совсем не так, как это планировал командующий ВВС генерал-лейтенант авиации П. Ф. Жигарев, который лично ставил задачу на вылет. Предположительно именно он распорядился, чтобы ТБ-7 взлетали с бетонной полосы, а Ер-2 — с грунтовой. Как выяснилось, мощности двигателей М-105 не хватало для нормального взлета перегруженных Ер-2 со столь короткой полосы. Много неприятностей доставили и дизельные моторы М-40Ф, установленные на ТБ-7.

Звенья ТБ-7 и Ер-2 должны были взлетать поочередно. Вылет был задержан примерно на полчаса. В 20.50 стартовала пара Курбан – Перегудов, сразу за ней в 21.05 — пара Водопьянов – Тягунин. В 21.10 в воздух поднялось звено Ер-2 (Степанов, Кубышко, Малинин). Следующие ТБ-7 почему-то не взлетели (возможно, из-за отказа моторов на машине капитана М. В. Родных), поэтому стали взлетать Ер-2. Капитан М. А. Брусницын взлетел благополучно и в ожидании ведомых стал кружить над аэродромом. На взлет пошел Ер-2 младшего лейтенанта А. И. Молодчего. Однако оторвать тяжело груженую машину от земли летчик не сумел и, угодив за пределами полосы в дренажную канаву, снес шасси.

Каким-то чудом самолет не только не взорвался, но даже не загорелся. Однако вылеты оставшихся Ер-2 были отменены. Лишь уже взлетевшему М. А. Брусницыну поступила с земли команда ждать, и он продолжал летать над аэродромом. Тем временем в 22.00 начали взлет звено в составе ТБ-7 майоров К. П. Егорова и М. М. Угрюмова, лейтенантов В. Д. Бидного и А. И. Панфилова.

Как выяснилось впоследствии, у самолета Егорова отказали оба правых двигателя. Сразу после этого взлет оставшихся на земле машин был прекращен. Успевшие подняться в воздух ТБ-7 взяли курс на Берлин, капитан М. А. Брусницын получил команду на приземление. Но и здесь не обошлось без неприятностей. У загруженного под завязку Ер-2 длина пробега оказалась слишком большой. Чтобы не врезаться в стоящие в конце полосы машины, летчику пришлось тормозить, в результате чего подломилась правая стойка шасси. Но все обошлось. Таким образом на выполнение задания ушли семь ТБ-7 и три Ер-2. Однако цепь трагических случайностей на этом не кончилась.

Дело в том, что в условиях режима особой секретности о появлении под Ленинградом новейших, никому до сей поры неизвестных тяжелых бомбардировщиков, не было предупреждено даже командование фронта. Никто не подумал, что советская ПВО может принять обнаруженные в небе незнакомые машины за вражеские. Несогласованность, небрежность и спешка имели трагические последствия. События в небе разворачивались следующим образом.

Взлетевшие первыми ТБ-7 № 42016 подполковника А. А. Курбана и № 42025 старшего лейтенанта А. А. Перегудова около часа шли в паре. В районе озера Лубенское самолет Перегудова был атакован нашим истребителем И-153, а чуть позже обстрелян нашей зенитной артиллерией. В 21.30 после отказа одного из моторов, экипаж получил по радио команду вернуться. Сбросив бомбы в море, в 0.30 А. А. Перегудов произвел аварийную посадку в Пушкине. При этом он был тяжело ранен. В самолете насчитали две осколочных и одиннадцать пулевых пробоин.

Подполковник А. А. Курбан, оставшись один в районе о. Даго, продолжил выполнение задачи. В 1.30 штурман майор Г. П. Молчанов с высоты 7500 м сбросил на Берлин три ФАБ-500 и две РРАБ-3 (в каждая кассета была снаряжена 116 зажигательными бомбами по 2,5 ккг). Одна ФАБ-500 не сошла с держателей и не была сброшена. На обратном маршруте загорелся мотор, пришлось идти на трех. В районе Лужской губы попали под огонь нашей береговой и корабельной зенитной артиллерии. В 35 км восточнее Пушкина отказал еще один мотор, по причине этого А. А. Курбан совершил вынужденную посадку близ д. Малое Заболотье. Машина получила повреждения, но экипаж, к счастью, остался невредим.

ТБ-7 № 42045 капитана А. Н. Тягунина, шедший в паре с ТБ-7 № 42036 командира дивизии комбрига М. В. Водопьянова, уже в 21.15 у северной оконечности восточного мыса Лужской губы был дважды атакован нашими истребителями, после чего подвергнут обстрелу нашей зенитной артиллерии. Снаряды попали в левую плоскость и мотор, самолет загорелся и стал разрушаться. Штурман сбросил бомбы в море, после чего командир, развернувшись к берегу, приказал экипажу прыгать. Спускавшиеся на парашютах члены экипажа обстреливались истребителями и с земли. В результате четверо погибли, один пропал без вести.

Командир дивизии М. В. Водопьянов сумел уйти от атаки И-16, после чего, несмотря на периодический отказ одного из моторов, достиг Берлина, сбросив на цель восемь ФАБ-250 и две РРАБ-3. Однако при уходе от цели зенитным огнем были повреждены топливные баки. Из-за нехватки горючего пришлось совершать вынужденную посадку прямо на лес на занятой противником территории Эстонии в районе Йыхви. Благодаря мастерству М. В. Водопьянова экипаж не пострадал. Самолет сожгли и двое суток пробирались на восток. Благополучному исходу немало поспособствовало знание эстонского языка членом командирского экипажа майором Э. К. Пусэпом.

Удалось отбомбиться по Берлину и ТБ-7 № 42055 майора М. М. Угрюмова. Лучи прожекторов низкую облачность пробить не могли и проблем не создали, зенитная артиллерия вела огонь наугад. Было сброшено две РРАБ-3 и четыре ФАБ-250 из восьми — остальные зависли и не сошли с направляющих. На высоте 7400 м кормовой стрелок обстрелял звено ночных истребителей, после чего ТБ-7 ушел в облака. На обратном пути удалось освободиться от двух бомб. При сбрасывании листовок над территорией Германии от недостатка кислорода погиб помощник борттехника воентехник 1 ранга А. Г. Смирнов, случайно оборвавший шланг кислородного прибора. Вследствие потери ориентировки, израсходовав горючее в почти десятичасовом полете, М. М. Угрюмов совершил вынужденную посадку в районе Торжка. Экипаж и самолет не пострадали.

Экипажу лейтенанта В. Д. Бидного на машине № 42035 повезло меньше — их атаковали немецкие истребители и обстреляли зенитки, после чего командир смог увести самолет с поврежденным мотором в облака. Однако вскоре начали терять высоту. Не долетев до цели всего 370 км, В. Д. Бидный принял решение сбросить тридцать стокилограммовых фугасных бомб на ст. Лауенберг. На обратном пути отказал еще один мотор. Уже в районе Ленинграда на высоте 1000-1500 м поврежденный ТБ-7 был обстрелян нашей зенитной артиллерией, после чего в 7.45 посажен нашими истребителями на площадку в Обухово.

Трагически сложилась судьба экипажа ТБ-7 № 42026 лейтенанта А. И. Панфилова. В донесении об этом говорится скупо.

Долгое время судьба экипажа оставалась неизвестной. Лишь много позднее выяснились некоторые подробности трагедии, разыгравшейся в балтийском небе. Вскоре после взлета самолет попал под огонь нашей зенитной артиллерии. Почти сразу были убиты командир корабля лейтенант А. И. Панфилов и штурман старший лейтенант Г. С. Балабошко. Моторы сильно искрили, масло вытекало из поврежденной системы охлаждения, но, несмотря на угрозу пожара, экипаж пытался выдерживать маршрут. Видимо, вскоре пришлось освободиться от бомб, сбросив их в море, хотя существует вероятность, что летчикам все же удалось нанести удар по одной из запасных целей. На обратном пути два мотора уже не искрили, а горели. К тому же сказалось отсутствие штурмана — по ошибке вместо аэродрома Пушкин взяли курс на Хельсинки. Когда спохватились и стали разворачивать горящую машину, было слишком поздно, самолет падал в лес в районе Лапиньярви. При падении погибли бортинженер воентехник 1 ранга А. Г. Гайнутдинов, бортмеханик воентехник 1 ранга В. Е. Тюшкин, носовой стрелок лейтенант И. В. Шатров и стрелок-радист старший сержант В. И. Станевский. Уцелели второй пилот старший лейтенант М. И. Антипов и четверо стрелков: лейтенант С. И. Кизилов, сержант К. Г. Шарлыков и младшие сержанты Г. А. Кириллов и М. И. Крысин. При попытке пробраться к своим наткнулись на финнов. В 1944 г. из финского плена вернулись лишь М. И. Антипов, М. И. Крысин и С. И. Кизилов.

   

Не меньше испытаний выпало и на долю экипажей Ер-2 из группы 420 дальнебомбардировочного полка. В полет на Берлин ушла тройка, ведомая заместителем командира полка капитаном А. Г. Степановым. Каждый самолет нес на себе семь стокилограммовых фугасных бомб ФАБ-100. Вскоре после взлета тройка Степанова была атакована советскими истребителями И-16 и И-153 и обстреляна собственной зенитной артиллерией. Несмотря на то, что экипажи Ер-2 подавали условные сигналы (зеленые ракеты), истребители атак не прекращали. Дошло до того, что стрелкам бомбардировщиков пришлось открыть по нашим истребителям ответный огонь.

Вскоре после того, как удалось выйти из зоны обстрела, появилась многослойная облачность, группа распалась. Здесь, над морем, примерно в 150 км от места вылета ведомые в последний раз видели самолет А. Г. Степанова. Судя по полученной радиограмме, ему удалось прорваться к Берлину и благополучно отбомбиться. Однако с задания экипаж не вернулся, обстоятельства и место его гибели неизвестны.

Самолет командира звена лейтенанта Б. А. Кубышко произвел бомбометание в 2.05 с высоты 6000 м с тридцатисекундным интервалом. Примерно через три минуты открыла огонь зенитная артиллерия, однако стрельба велась намного ниже самолета. При возвращении домой попали под зенитный огонь в районе Штеттина, затем в районе Таллина. А всего в 30 км от аэродрома посадки на высоте 600 м самолет Б. А. Кубышко был по ошибке атакован и подожжен звеном советских истребителей. При этом получил ранение стрелок-радист. К счастью, всему экипажу удалось спастись на парашютах и вернуться в полк.

Заместитель командира эскадрильи лейтенант В. М. Малинин, подойдя к цели на высоте 6000 м, снизился до 900 м и сбросил бомбы на пригород Берлина. После этого резко ушел в облака и с набором высоты лег на обратный курс. Экипаж В. М. Малинина оказался единственным, кому удалось благополучно приземлиться утром на своем аэродроме.

Результаты рейда были удручающими. 432-й полк из взлетавших восьми ТБ-7 безвозвратно потерял ровно половину машин, оставшиеся получили различные повреждения. Потери в личном составе — 13 человек убито, 5 ранено, 13 пропало без вести. В 420-м полку безвозвратно потеряны два Ер-2, еще две машины получили повреждения. С задания не вернулся один экипаж.

В приказе имелись некоторые неточности. Удар по Берлину наносили не семь тяжелых машин — вряд ли три двухмоторных Ер-2 можно отнести к классу тяжелых кораблей. Из четырех долетевших до цели тяжелых четырехмоторных ТБ-7 по Берлину отработали лишь три — экипаж Бидного вынужден был бомбить ст. Лауэнберг, расположенную более, чем в трехстах километрах от столицы рейха. Всего в этом налете летчики группы Водопьянова сбросили на Берлин почти девять тонн бомб. Наградили их весьма скупо.

Комбриг М. В. Водопьянов, хотя и получил личную благодарность Верховного Главнокомандующего, от командования дивизией был отстранен, однако вскоре ему было присвоено звание генерал-майор. Он провоевал в 746-м (бывшем 432-м) авиационном полку дальнего действия до 1944 г. Пожалуй, это был единственный генерал, воевавший в должности обычного командира корабля.

После столь очевидного провала советское командование отказалось от использования тяжелых бомбардировщиков для нанесения ударов по Берлину. Отныне все налеты должны были производиться только с острова Эзель. Было принято решение усилить эзельскую группу самолетами армейской авиации, для чего привлекалась сводная группа, состоящая из самолетов 40-й авиадивизии дальнебомбардировочной авиации под командованием заместителя командира 200-го полка майора В. И. Щелкунова и 81-й авиадивизии под командованием командира эскадрильи капитана В. Г. Тихонова. Однако общее руководство операцией оставалось за С. Ф. Жаворонковым и Е. Н. Преображенским.

     

На эту авиагруппу, состоящую из двадцати самолетов, командование возлагало очень большие надежды, ведь в ее составе были бомбардировщики ДБ-Зф (Ил-4). Эти машины были оснащены более мощными форсированными двигателями, и, следовательно, бомбовая нагрузка у них была больше. Поскольку такое количество самолетов на аэродроме Когула разместить не представлялось возможным, к приему армейской авиагруппы стали срочно готовить аэродром Астэ, расположенный в 20 км северо-восточнее Когула. Сводная авиагруппа начала прибывать в Астэ 10 августа. Размещение и маскировку самолетов на аэродроме Астэ производили так же, как и на аэродроме Когула. Однако вместо обещанных двадцати ДБ-Зф было выделено лишь пятнадцать — восемь в группе Щелкунова и семь в группе Тихонова. На Эзель прилетело вообще только двенадцать бомбардировщиков — два самолета ожидали замену двигателей, еще один при перелете был сбит над Финским заливом. К тому же из прилетевших двенадцати машин две требовали ремонта. Фактически в наличии было лишь десять боеготовых экипажей. И это при том, что большую нагрузку, чем брали ДБ-3 Преображенского, ДБ-3ф Щелкунова и Тихонова взять не могли ввиду сильной изношенности моторов.

12 августа состоялся четвертый налет на Берлин, в котором участвовали четыре самолета 1-го минно-торпедного авиаполка и девять самолетов армейской авиагруппы, для которых этот вылет являлся первым. Из тринадцати самолетов, взлетевших с о. Эзель, до Берлина дошли восемь. На город было сброшено 80  фугасных авиабомб ФАБ-250, ФАБ-100, ФАБ-50, на которых красной краской были сделаны надписи «Гитлеру», «Герингу», «Геббельсу», «Гиммлеру» и более 100 тыс. листовок. Ввиду того, что полет проходил в сложных метеорологических условиях, пять самолетов сбросили бомбы на запасные цели — Либаву (Лиепаю) и Кольберг (ныне Колобжег). Всего на них было сброшено 3 ФАБ-250, 20 ФАБ-100 и 12 зажигательных ЗАБ-50. В документах, хранящихся в Центральном Военно-морском архиве в Петербурге и освещающих историю 1-го гвардейского минно-торпедного авиационного полка, красочно описаны некоторые детали этого полета (для летчиков полка этот полет был третьим по счету).

В целом Ставкой ВГК действия авиагруппы В. И. Щелкунова, впервые участвовавшей в налете на Берлин, были признаны успешными, что позднее нашло свое отражение в Указе ПВС СССР от 16 сентября 1941 г., согласно которому пяти летчикам группы было присвоено звание Героя Советского Союза.

          

12 августа произошло еще одно событие: германская авиация впервые нанесла удар по аэродрому Когула. Во время бомбежки активно действовали гитлеровские агентурные группы из состава эстонского батальона «Эрна II», которые осуществляли целеуказание с помощью сигнальных ракет. В результате было сожжено два ДБ-3. В этот же день были внесены дополнения в директиву № 34 за подписью начальника штаба верховного главнокомандования вермахта В. Кейтеля, в которых содержались следующие указания: «...следует совместными усилиями соединений сухопутных войск, авиации и военно-морского флота ликвидировать военно-морские и военно-воздушные базы на островах Эзель и Даго. При этом особенно важно уничтожить вражеские аэродромы, с которых осуществляются налеты на Берлин. Координация проведения подготовительных мероприятий поручается командованию сухопутных войск».

16 августа в пятом налете участвовали 17 самолетов. Пятнадцать из них долетели до Берлина и с 0.50 до 2.40 сбросили на центральную, северо-восточную и северо-западную части города 5 бомб ФАБ-250, 56 ФАБ-100, 62 ЗАБ-50, 600 ЗАБ-1, а также несколько десятков тысяч листовок. Один самолет сбросил бомбы на Штеттин, другой — на Нойбранденбург. Полет был трудным, садиться снова пришлось при нулевой видимости, прожектор и посадочные огни включали лишь перед выравниванием и гасили, как только самолет касался полосы. В этих тяжелейших условиях при посадке столкнулся с землей и взорвался ДБ-3 лейтенанта В. Г. Александрова. Вместе с командиром погибли штурман (он же начальник минно-торпедной службы эскадрильи) капитан И. М. Буланов и стрелок-радист краснофлотец В. К. Диков, воздушный стрелок сержант И. М. Русаков получил тяжелые ранения. А вскоре такая же участь постигла еще один экипаж. Командир звена лейтенант А. Ф. Кравченко из последних сил тянул свой изувеченный бомбардировщик на одном моторе, работавшем с перебоями. Когда остановился и он, самолет рухнул, совсем немного не долетев до полосы. Помимо Кравченко погибли штурман звена ст. лейтенант Н. Г. Сергеев, стрелок-радист краснофлотец В. П. Рачковский и воздушный стрелок старшина Е. Е. Титов.

19 августа в шестой по счету налет на Берлин ушла группа из шести самолетов. С 2.56 до 3.12 на город было сброшено 8 бомб ФАБ-250, 6 ФАБ-100 и 10 ЗАБ-50. Экипажи над целью наблюдали одиночные пожары. Один бомбардировщик до Берлина не дошел и нанес удар по Свинемюнде.

Мысль о необходимости увеличения бомбовой нагрузки возникла уже после второго налета на Берлин. В Ставке ВГК обсуждался вопрос: могут ли бомбардировщики ДБ-3 для нанесения ударов по вражеской столице нести на внешней подвеске одну бомбу весом 1000 кг или две весом 500 кг. В качестве эксперта был привлечен В. К. Коккинаки, который испытывал эту машину и прекрасно знал все ее свойства. В. К. Коккинаки уверенно подтвердил, что такое вполне осуществимо. Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов был против, приводя резонные доводы о том, что самолеты стартуют с неприспособленных для этого грунтовых аэродромов и совершают полет на полный радиус действия, при этом внешняя подвеска крупнокалиберных бомб вызовет дополнительное сопротивление воздуха и, значит, повышенный расход горючего. Кроме того, изношенные моторы машин просто-напросто не смогут развить необходимой мощности. Однако все его возражения были отвергнуты. По личному приказу И. В. Сталина В. К. Коккинаки вылетел на Эзель, где началась подготовка к проведению опасного эксперимента с увеличенной бомбовой нагрузкой. После тщательной проверки флотской и армейской авиагрупп были выбраны две машины, которые с условной гарантией могли взять на внешнюю подвеску либо по одной ФАБ-1000, либо по две ФАБ-500. Это были самолеты капитана В. А. Гречишникова (аэродром Когула) и старшего лейтенанта Г. Е. Богачева (аэродром Астэ). Под самолет Гречишникова подвесили бомбу ФАБ-1000, а под самолет Богачева — две бомбы ФАБ-500.

По невероятной случайности бомба не сдетонировала, и экипаж самолета остался невредим (согласно одной из версий штурман успел сбросить бомбу, как только самолет начал падать). Однако вскоре поступил приказ: старт с аэродрома Когула прекратить. Возможно, именно этим объясняется столь малое количество экипажей 1-го мтап, участвовавших в этом вылете. А на аэродроме Астэ все до поры до времени шло своим чередом. Самолеты один за другим поднимались в воздух и ложились на курс. Вырулил на старт и начал разбег и самолет старшего лейтенанта Г. Е. Богачева с двумя бомбами ФАБ-500.

Здесь следует сделать небольшое уточнение. В своих мемуарах П. И. Хохлов ошибочно полагает, что командиром экипажа был старший лейтенант Павлов. Однако из документов ЦАМО следует, что погибший экипаж возглавлял командир звена 53-го дальнебомбардировочного авиационного полка 40-й авиационной дивизии Г. Е. Богачев — он впервые летел на Берлин на своем ДБ-3ф. Всего эта катастрофа на аэродроме Астэ унесла жизни шести человек.

После этого В. К. Коккинаки в подавленном состоянии улетел в Москву, оставив о себе на Эзеле недобрую память.

21 августа в седьмой рейд на Берлин отправились семь экипажей. До цели дошли лишь три из них. С высоты 6000–7300 м сквозь облака с 0.50 до 3.30 они сбросили на город пятнадцать бомб ФАБ-500, ФАБ-100 и ЗАБ-50. Остальные четыре машины из-за резкого ухудшения погоды (туман, сплошная облачность, обледенение) были вынуждены сбросить бомбы на Данциг, а также в районах Свинемюнде и Лиепаи. Все машины вернулись на свой аэродром, однако для экипажа Героя Советского Союза капитана М. Н. Плоткина этот полет едва не стал последним. Вылетев с высокой температурой, Плоткин после сброса бомб от перенапряжения потерял сознание. Лишь на высоте 3000 м удалось остановить падение лишившегося управления бомбардировщика.

Очередной удар по столице Германии в ночь с 23 на 24 августа не состоялся. Поднявшаяся в воздух четверка бомбардировщиков командира эскадрильи Героя Советского Союза капитана А. Я. Ефремова, ст. лейтенанта П. Н. Трычкова, лейтенантов Н. Ф. Дашковского и К. А. Мильгунова из-за перегрева изношенных моторов до Берлина дойти не смогла, сбросив бомбы на запасную цель.

После этого налеты на Берлин временно прекратились — был израсходован весь запас авиабомб основного калибра – ФАБ-250, ФАБ-100 и ЗАБ-50, оставалось лишь несколько ФАБ-500 и большое количество ФАБ-1000, которые ввиду изношенности самолетного парка использовать было нельзя. Попытки завоза нужных калибров на любом самолете, прибывающем на Эзель, проблемы не решали. Доставка же боеприпасов по морю, и без того являвшаяся нелегкой задачей, теперь вследствие ухудшения общей обстановки на фронте предельно усложнилась и была связана со смертельным риском.

В ночь на 24 августа была предпринята попытка доставить на Эзель груз авиабомб. Караван из трех базовых тральщиков Т-209 «Кнехт», Т-214 «Бугель» и Т-206 «Верп» в охранении двух малых охотников вышел из Кронштадта. Однако на переходе между мысом Юминда и островом Кэри тральщики «Кнехт» и «Бугель» подорвались на минах и затонули, после чего оставшийся «Верп» и оба катера МО по приказу штаба  КБФ возвратились на базу.

Следующей ночью попытку повторили — тральщики Т-203 «Патрон» и Т-298, груженые авиабомбами, в сопровождении малого охотника № 208 взяли курс на Эзель. После того, как миновали о. Лавенсаари, караван подвергся жесточайшему налету авиации противника. Только на «Патрон» было сброшено около трехсот авиабомб. Несмотря на непрерывные атаки вражеских самолетов и потери в личном составе, кораблям 26 августа удалось прорваться к  острову Эзель и разгрузиться.

К этому времени многие самолеты на аэродромах Астэ и Когула были настолько повреждены и изношены, что нести бомбовую нагрузку уже не могли, такие машины стали использовать для разведки. Кроме того, группу вновь начали привлекать для решения оперативно-тактических задач. Кольцо вокруг Эзеля сжималось, но боевая работа продолжалась. Все это происходило в условиях постоянных налетов вражеской авиации. Группа Преображенского несла потери. 27 августа при нанесении удара по конвою в Рижском заливе истребителями противника был сбит потопивший немецкий транспорт ДБ-3 капитана Е. Е. Есина (штурман ст. лейтенант Г. Х. Хабибулин, воздушный стрелок ст. лейтенант Е. Н. Левашов, стрелок-радист краснофлотец И. А. Нянькин).

В конце августа С. Ф. Жаворонков был вызван в Москву для доклада Верховному Главнокомандующему о ходе полетов на Берлин. Улетал он на самолете Ил-4. Для прикрытия командующий ВВС КБФ генерал-майор авиации М. И. Самохин прислал на аэродром Когула истребитель, пилотируемый уже тогда известным балтийским асом Героем Советского Союза капитаном П. А. Бринько. Вернуться на остров Сааремаа командующему ВВС уже не удалось, поскольку обстановка на фронте резко ухудшилась. Еще 28 августа, когда гитлеровские войска заняли Таллин и Палдиски, авиагруппа полковника Е. Н. Преображенского оказалась оторванной от баз снабжения горючим и боеприпасами более, чем на 400 км. После того, как главная база КБФ была из Таллина передислоцирована в Кронштадт, снабжение авиационной группы на Эзеле горючим и боеприпасами было окончательно прекращено. Кроме того, сказывалась слабая противовоздушная оборона островов Моонзундского архипелага, не позволявшая надежно прикрывать советские аэродромы на о. Эзель в период начавшейся битвы за Моонзундские острова. Так, 6 сентября 1941 г. аэродром Когула дважды подвергся налету 28 самолетов противника. Шесть бомбардировщиков из двенадцати, находившихся в тот момент на аэродроме, были уничтожены. Также были уничтожены Ил-2 и Миг-3 из группы ПВО.

Тем не менее 31 августа удары по Берлину возобновились. К этому времени армейских летчиков на острове уже не было — накануне последние три машины из группы майора В. И. Щелкунова улетели на материк. В восьмом налете участвовало шесть самолетов, из-за тяжелых метеорологических условий цели достигли лишь два экипажа. Они сбросили на город 2 ФАБ-500, 12 ЗАБ-50 и две тысячи листовок. Остальные отбомбились по Виндаве и предположительно по Данцигу и Либаве. В каждом пункте было сброшено по одной ФАБ-500, по шесть ЗАБ-50 и по тысяче листовок. Возвращаясь с боевого задания, в 20 км от аэродрома Когула потерял скорость и при заходе на посадку упал с малой высоты самолет командира звена лейтенанта Н. Ф. Дашковского. Вместе с ним погибли штурман звена ст. лейтенант И. Е. Николаев и стрелок-радист сержант С. А. Элькин.

Вторым погибшим экипажем был экипаж, в который входили командир звена лейтенант М. П. Русаков, штурман звена лейтенант В. Ф. Шилов, стрелок-радист краснофлотец В. С. Саранча.

На девятую бомбардировку Берлина 2 сентября смогли вылететь только два самолета. Один достиг цели, сбросив бомбы на центр города. Другой до Берлина не дошел и сбросил бомбы на Либаву.

4 сентября был совершен последний, десятый налет на Берлин силами четырех бомбардировщиков. Три из них сбросили на немецкую столицу 32 бомбы ФАБ-500, ФАБ-100 и ЗАБ-50, один сбросил бомбы в районе Свинемюгде. Предположительно это был самолет лейтенанта К. А. Мильгунова (штурман лейтенант П. Я. Чубатенко, стрелок-радист мл. сержант Г. М. Кулешов), который с задания не вернулся

Полковник Е. Н. Преображенский запросил разрешения перебазировать оставшиеся в его распоряжении самолеты в Ленинград (в строю оставалось лишь три машины). По решению командования дальнейшие налеты на Берлин с Эзеля прекратились, 5 сентября 1941 г. был отдан приказ на эвакуацию. Бомбардировщики, до отказа забитые людьми, ушли на аэродром Беззаботное, где летчики, влившиеся в состав своего полка, вскоре приняли участие в обороне Ленинграда. Вопреки устоявшейся версии личный состав группы полковника Е. Н. Преображенского был эвакуирован полностью, за исключением экипажа лейтенанта Н. И. Юрина, самолет которого накануне получил сильные повреждения при аварийной посадке на фюзеляж. Машину на следующую ночь все же удалось отремонтировать, причем винты выпрямляли кувалдой на глаз. Тем не менее летчик сумел поднять бомбардировщик в воздух и взял курс на аэродром Низино под Ленинградом. Садились без посадочных огней, используя только бортовые самолетные фары. На этом аэродроме уже не было нашей авиации, так как к нему подошли немцы. Экипаж Юрина провел на летном поле ночь, а с рассветом перелетел на аэродром своего полка.

А вот для перевозки наземного состава двух постоянно дислоцировавшихся здесь подразделений ВВС КБФ — 12-й Краснознаменной отдельной авиационной эскадрилии 10-й авиационной бригады и 15-й отдельной авиационной эскадрилии 15-го морского разведывательного авиационного полка, а так же личного состава авиабазы и мастерских ВВС КБФ транспорта не оказалось. Все они поступили в распоряжение коменданта Эзеля и в дальнейшем приняли активное участие в обороне. 17 сентября немцы форсировали пролив и зацепились за восточный берег острова. Противник наступал на Эзеле в трех направлениях: на северном побережье, угрожая нашим береговым батареям и одновременно отрезая защитников Эзеля от острова Хийумаа; в центре — по шоссе на главный город острова Куресааре; третья группа наступала вдоль южного побережья. Остатки разрозненных подразделений защитников отступали в сторону Куресааре. К исходу 20 сентября наши оставили город. Часть защитников погибла в тяжелых неравных боях, остальные попали в плен, многие были расстреляны гитлеровцами. Только на маяке Сырве из последних сил еще держались небольшие группы защитников Эзеля. 16 октября 1941 г. начальник генерального штаба сухопутных сил Германии генерал-полковник Гальдер записал в своем служебном дневнике: «Остров Эзель занят нашими войсками».

Согласно архивным данным в ходе операции «Берлин», длившейся с 8 августа по 4 сентября 1941 г., наша авиация совершила 78 самолето-вылетов, при этом дойти до Берлина и отбомбиться сумели 33 самолета. Некоторые советские официальные источники приводят несколько иные данные — 81 самолето-вылет и 55 отбомбившихся самолетов. На столицу Германии было сброшено согласно данным из различных источников 635 фугасных (от 50 до 250 кг) и зажигательных (от 1 до 50 кг) бомб общей массой 34,5 т и сотни тысяч листовок (34 так называемые «агитбомбы»). В результате ударов советских бомбардировщиков в Берлине было зарегистрировано до 32 пожаров. При этом важно учитывать, что бомбардировки Берлина проходили в чрезвычайно сложных условиях в период обороны Таллина и перебазирования Балтийского флота из Таллина в Кронштадт.

Помимо Берлина (согласно архивным данным) удары наносились по городам Кейслинг (вероятно, германизированное название Хельсинки), Штольп, Мемель (Клайпеда), Виндава (Вентспилс), Пернов (Пярну) и по иным целям: станции Ристи, береговым батареям и кораблям противника в Балтийском море.

К сожалению, главную задачу удавалось выполнить далеко не всегда. 37 самолетов, не сумев достичь основной цели (главным образом по метеорологическим и навигационным причинам), нанесли бомбовые удары по другим городам: Штеттину, Нойбрандербургу, Кольбергу, Данцигу, Либаве. Кроме того, 16 самолетов из-за отказа матчасти и плохих метеорологических условий вынуждены были возвратиться на свой аэродром.

О потерях, понесенных нашими бомбардировщиками за время проведения операции, сведения также противоречивые. Гарантировано подтверждается гибель четырех ТБ-7 и двух Ер-2 из группы Водопьянова, а также десяти ДБ-3 из группы Преображенского — всего 16 машин. По мнению исследователя К. Б. Стрельбицкого безвозвратные потери группы Преображенского составили 21 самолет, из которых 14 машин было потеряно на Эзеле в результате катастроф и налетов вражеской авиации, две машины были сбиты над территорией Германии, две — над Балтийским морем, одна потеряна на советской территории, еще два самолета пропали без вести. По данным же Л. А. Наливкина, которые он приводит в своей диссертации, «потери авиационной группы, осуществившей операцию «Берлин», составили, в соответствии с архивными данными, 10 машин (шесть из них было уничтожено при штурмовых налетах авиации противника, одна потеряна в воздушном бою с истребительной авиацией противника, три не возвратились по неизвестным причинам) и 4 экипажа (один полный, три неполных, без воздушного стрелка)». Есть и другие источники, оперирующие иными цифрами потерь. Поэтому получить исчерпывающий ответ на вопрос о потерях можно будет только после скрупулезного исследования архивных документов.

Не подлежит сомнению, что бомбардировки Берлина советской авиацией в августе-сентябре 1941 г. имели не столько военно-практическое, сколько огромное политическое значение. С этой точки зрения весьма интересно свидетельство очевидца, который изначально, как сейчас принято говорить, «был в теме»:

Вся пикантность в том, что эту запись оставил в своем дневнике не кто иной, как гауляйтер Берлина и по совместительству рейхсминистр пропаганды Й. Геббельс, чье ведомство из кожи вон лезло в попытках скрыть от населения Германии принадлежность самолетов, нанесших в ночь на 8 августа 1941 г. внезапный бомбовый удар по столице рейха! Чуял паршивец, сколько вреда могла нанести правда о налете.

В немалой степени советские бомбардировки германской столицы повлияли на налаживание союзнических отношений между СССР, Великобританией и США. Не секрет, что поначалу Черчилль не питал иллюзий в отношении возможности Советского Союза сдержать натиск Германии, хотя был не против всячески поощрять борьбу против Гитлера. Он не хотел направлять в СССР слишком много помощи, опасаясь, что она не пойдет впрок и будет захвачена немцами. В свою очередь Рузвельт также склонялся к тому, что летом 1941 г. Германия одержит победу над СССР. И Рузвельт, и Черчилль изменили свое мнение после того, как стали свидетелями непоколебимого советского сопротивления, чему изрядно способствовали налеты советской авиации на Берлин. Не случайно уже в конце сентября 1941 г. в Москве состоялась трехсторонняя конференция, результатом которой стало подписание подробного соглашения о поставках помощии Советскому Союзу Великобританией и США.

О том, какое значение придавало операции «Берлин» Советское правительство, можно судить даже по указам о награждении участников. Десять Героев Советского Союза и несколько десятков награжденных высшей правительственной наградой — орденом Ленина — и это в 1941-м году! Уже один этот факт говорит о многом.

Уместно также добавить, что уже с июля 1942 г. налеты советской авиации на Берлин возобновились (в основном самолетами Ил-4). Массированные удары авиация дальнего действия (АДД) наносила по Данцигу, Кенигсбергу, нефтяным промыслам Плоешти, Будапешту и Бухаресту. Естественно, западные историки об этом стараются вообще не вспоминать.  

После войны аэродром Когула был восстановлен. Взлетно-посадочную полосу выложили металлическими перфорированными пластинами, следы от которых хорошо видны и сейчас. Вплоть до осени 1955 г. здесь базировались истребители Миг-15. В настоящее время от аэродрома почти ничего не сохранилось. Металлическое покрытие со взлетной полосы было содрано. От построек остался лишь остов одноэтажного здания, в котором когда-то размешался командный пункт. По рассказам местных жителей на крыше имелась застекленная башня кругового обзора. Сейчас аэродром Когула выглядит так.

        

В двух километрах от взлетно-посадочной полосы находится поселок Кярла. На местном кладбище создан небольшой мемориал в память о советских воинах, павших при обороне и освобождении острова Эзель. Среди скромных надгробий — небольшая стела, на которой высечены фамилии одиннадцати летчиков 1-го минно-торпедного авиационного полка ВВС КБФ из экипажей В. Г. Александрова, А. Ф. Кравченко и Н. Ф. Дашковского, участвовавших в первых налетах на Берлин и погибших на острове в 1941 г. при возвращении с боевого задания.

    

Рассказывают, что 9 мая 1945 г. первый советский комендант поверженного Берлина генерал-полковник Н. Э. Берзарин прислал летчикам Балтики телеграмму следующего содержания: «Вы первые начали штурм логова фашизма с воздуха. Мы его закончили на земле и водрузили Знамя Победы над рейхстагом. Поздравляю вас, балтийские летчики, с праздником Победы и окончания войны!»

Спустя двадцать два года, 9 мая 1967 г., в поселке Когула на здании местной Падласской средней школы, где в августе 1941 г. размещались летчики 1-го минно-торпедного полка, была установлена и торжественно открыта мемориальная доска, текст которой гласил: «В этом здании жили летчики Краснознаменного Балтийского флота, первыми штурмовавшие с воздуха столицу фашистской Германии — Берлин в 1941 году с 7 августа по 5 сентября под командованием Героев Советского Союза полковника Преображенского Евгения Николаевича и капитана Хохлова Петра Ильича». На протяжении многих лет сюда приезжали ветераны полка. Сейчас же все изменилось. Эстония превратилась в чужую территорию, доску сняли, здание школы пришло в запустение.

    

А в семидесятые годы на 18-м километре шоссе Куресааре – Кихельконна, справа от дороги, там, где начинался аэродром Когула, был открыт еще один памятник героям-летчикам. На бетонном обелиске на эстонском и русском языках издалека были видны строгие чеканные строки: «Отсюда, с аэродрома Когула, поднялись в воздух в 1941 г. летчики Краснознаменного Балтийского флота, первыми бомбившие Берлин».

    

Вскоре после развала Советского Союза в бывших братских республиках (в том числе и России) начался разгул оголтелой антисоветчины. Настал звездный час национал-патриотической швали всех цветов и оттенков. Неудивительно, что советский памятник летчикам-балтийцам был разрушен «до основанья, а затем»... Затем у «независимой» Эстонии появились совсем другие герои. Бессмертный подвиг воинов Красной Армии оплевали, смешали с грязью, забыли... Впрочем, черт с ней, со всей этой неонацисткой мразью. Главное, чтобы об этом не забывали мы. И, как эстафету, передали светлую память о героическом прошлом предков своим детям и внукам. Хочется верить, что они отнесутся к ней бережнее, чем мы.