"...  Как ни странно, я помню один эпизод, когда мне,  маленькой, довелось встретиться с отцом. Когда я рассказывала об этом своей бывшей няне, точно обрисовывая подробности, которые кроме неё и меня никто не мог знать, она страшно удивлялась: «И ты помнишь?»

           Да, так распорядился кто-то свыше, наверное, чтобы я запомнила отца, которого не увижу больше, ведь он погиб последним. Он знал, что нет уже его матери, сестры, племянника, которого он вырастил...  Он искал братьев,  делал запросы,  писал во все инстанции, в конце концов, понял, что и их нет.  Погиб 21 января 1944 года.

          А помню я его приезд в отпуск на короткий срок в Подолянцы. Назвала «Подолянцы» мне няня Фрося. А помню я, что стояла возле крыльца, копалась маленькими пальчиками в тыкве, в её рыжих внутренностях.  Вдруг стукнула калитка в конце дорожки, выложенной досками. Мой брат с криком «Папа!» бросается туда, секундное замешательство, и я тоже бегу. Зашёл папа с чёрным чемоданчиком. Он был в зелёной пилотке. Поставил чемодан на землю, присел и посадил Алика на одно колено, а меня – на другое. Я посмотрела на него вверх и увидела большую слезу,  которая катилась у него по щеке.  Я обернулась в сторону крыльца, там Фрося подняла передник к глазам ...

        Какое-то совсем давнее воспоминание – отец кудрявый, не лысый, как иногда бывал, меня насильно кормят гоголь-моголем, я с отвращением откручиваюсь, а отец смеется...

       Моя приятельница Света, с которой мы были в одном детском садике, потом в одном классе школы, сказала мне как-то: «Однажды воспитательница в садике предложила нам всем рассказать, какая у кого мечта.  Дети после войны мечтали о сладком, кто-то хотел иметь велосипед, кто-то новые игрушки, а ты сказала: «Я мечтаю, чтобы мой папа пришёл с войны». Стало очень тихо...  Был 1945 год. Победа! Но из семьи моего отца никто не вернулся домой, а я никогда не произносила слова «папа».